– Как же это? Это же ненормально, – спросил я, думая про себя о том, как доктор носится с нормальностью всех окружающих, включая меня.
– Для таких, как он, это – показатель великолепного психического здоровья. Человека из другой породы я бы за такое крепко запер и кормил через замочную скважину макаронами.
Сэму Рохасу такая дискриминация в отношении телепатов понравилась не больше, чем мне; он тоже рассчитывал ступить на чужую землю подобно Колумбу, Бальбоа и Ланди. Сэм зашел ко мне обсудить положение.
– Том, неужели ты собираешься это терпеть?
– Ну, как сказать, я не хочу, конечно, но только что мы можем сделать?
– Я переговорил кое с кем из остальных. Все очень просто. Мы не будем.
– Не будем что?
– Ну… просто не будем. Понимаешь, Том, с того времени, как мы замедлились, я начал замечать у себя снижение телепатической способности. То же самое, похоже, наблюдается у всех нас – у тех, с кем я переговорил. А ты как?
– Ты что, я не…
– Подумай получше, – прервал он меня. – Ты не мог этого не заметить. Да что там, сейчас я, пожалуй, не смог бы даже вызвать своего брата на связь. Наверное, это как-нибудь связано с тем, где мы находимся. Может, это какая-нибудь такая радиация Тау Кита, или еще что. А может – это как-нибудь связано с планетой. Как знать? И, если уж на то пошло, кто нас проверит?
Потихоньку до меня стало доходить. Я не отвечал, идея была очень соблазнительной.
– Если мы бесполезны как связисты, – продолжил он, – мы можем пригодиться для чего-нибудь другого… ну, например, в группе, высаживающейся на поверхность. Как только мы избавимся от этого загадочного влияния, мы, вполне возможно, сможем опять передавать сообщения на Землю. А может оказаться и так, что некоторые из девушек, те, которые не хотят идти с десантной группой, смогут все-таки связаться с Землей и передать туда донесения. Это, конечно, в том случае, если дискриминация против нас, психов, не будет возобновлена.
– Мысль, – согласился я.
– Ты подумай хорошенько. И ведь наверняка окажется, что эта твоя способность все слабеет и слабеет. Вот я, например, уже все равно, что глухой. – И он ушел.
Я покрутил эту идею и так, и сяк. Понятно, что Капитан догадается, что это забастовка, но только что он сможет сделать? Обозвать нас лжецами и подвесить за ноги, пока мы не пойдем на попятную? Может ли он быть на все сто процентов уверен, что мы врем? Ответ: нет. Никто, кроме самого телепата, не знает, на что это похоже. Никто, кроме него самого, не может знать, что он делает. Когда мы утратили контакт на пике скорости. Капитан не высказывал ни малейших сомнений, он просто принял это как факт. И теперь ему тоже придется это принять, что бы там он ни думал про себя. Потому что мы были ему нужны. Мы были незаменимы.
Отец был когда-то членом согласительной комиссии в местном отделении своей гильдии. Я помню, как он говорил, что бастовать имеет смысл только в одном случае – если работники так уж необходимы, что забастовка выигрывается, не успев начаться. Вот в таком-то положении и находился наш Капитан: он должен был нас иметь. Ни одного возможного штрейкбрехера в радиусе одиннадцати световых лет. Он не рискнет что-нибудь с нами сделать.
Правда, любой из нас может сорвать эту забастовку. Давай поглядим. Ван не считается, Каз Уорнер тоже, их напарники погибли. Сестричка нашей Пру, Пейшенс, жива, но эту пару не удалось восстановить после пика скорости – Пейшенс отказалась от рискованных фокусов с гипнозом и наркотиками, они надолго потеряли связь и не смогли ее возобновить. Мисс Гамма тоже не считается, корабли с ее сестричками все еще летят с максимальной скоростью, поэтому у нас нет возможности кружной связи с Землей и не будет, пока один из этих кораблей не замедлится. Кто же тогда остается, кроме Сэма и меня? И насколько они надежны? Руп, Глория, Анна, Дасти. И Дядя, конечно. И Мей-Лин.
Да, на всех этих можно положиться. То, что к нам поначалу отнеслись, как к психам, сплотило нас. Даже если кому и покажется, что так поступать нехорошо, он не станет подводить остальных. Даже Мей-Лин, вышедшая замуж на сторону. Может получиться. Если только Сэм сумеет их всех убедить. Я хотел попасть на поверхность каким угодно путем. Может, этот путь и был сомнительным, но я все равно хотел.
И все-таки было здесь неприятное жульничество, нечто вроде того, когда ребенком тратишь на себя деньги, которые тебе дали для церковной кружки. Времени у Сэма на организацию было до завтрашнего полудня, так как у нас теперь была всего одна вахта в день. Необходимости в постоянной связи не было, а работы на корабле с того времени, как было решено делать вылазку, прибавилось. Я пошел навешивать бирки на лабораторных крыс. Но ждать до завтра не пришлось. Тем же вечером Дядя созвал нас, и мы все набились в его каюту – все, кроме мисс Гаммы, Пру, Вана и Каза. Дядя оглядел нас, лицо у него было длинное и печальное; он извинился, что ему негде всех усадить, но надолго он нас не задержит. Потом он начал говорить нечто витиеватое про то, как все мы ему вроде родных его детей и как он нас полюбил и что мы всегда будем его детьми, что бы ни случилось. А потом он перешел на то, как это гордо – быть человеком.
– Человек всегда сам за все расплачивается, он хранит себя в чистоте, он уважает других людей, он держит слово. И все это совершенно бескорыстно, ради себя самого. Билет на небеса стоит гораздо дороже. Дядя сделал паузу и продолжил: – И он всегда исполняет обещанное. – Он оглядел нас и добавил: – Это все, что я хотел сказать. Да, если уж все вы здесь, я могу сделать одно объявление. Рупу пришлось немного сдвинуть вахтенное расписание. – Он нашел глазами Сэма Рохаса. – Сэм, я хочу, чтобы ты вышел на следующую вахту, завтра в полдень. Сможешь?