Время для Звезд - Страница 27

К оглавлению

27

– Ну, я же не говорил ничего про патологию.

– Послушайте меня, пожалуйста. Он говорит, что у мальчика неуравновешенная индивидуальность. Умственному его развитию может позавидовать взрослый, но оно сочетается со страшно задержанным социальным развитием. Его оценки и отношение к окружающим находятся на уровне пятилетнего, и это – в сочетании с великолепными мозгами. Далее доктор Деверо сказал, что он хочет ускорить это развитие детской части личности Дасти, иначе тот может совсем замкнуться внутри себя, свернуться в кокон.

– И?

Я хотел сказать, «да, сэр?»

– И вам надо было его отлупить. С этим мальчишкой неладно одно – родителям надо было его пороть, а они вместо этого восхищались, какой он умница. – Капитан опять вздохнул. – А теперь придется это делать мне. Доктор Деверо говорит, что я – как раз подходящая личность для создания образа отца.

– Да, сэр.

– Голова у меня раскалывается от этих «Да, сэр». Это не корабль, это какой-то несчастный детский сад. А больше неприятностей у Вас нет?

– Нет, сэр.

– Странно. Вот Дасти жаловался еще на то, что штатные связисты называют вас психами. – Он внимательно посмотрел на меня. Я не отвечал, мне было как-то неудобно. – Как бы там ни было, больше они этого делать не будут. Я помню, как однажды один член команды чуть не зарезал другого за то, что тот никак не мог перестать называть его «Лысый». Моя команда будет вести себя, как настоящие леди и джентльмены, иначе мне придется кое-кого взять за шкирки и стукнуть лбами. – Он нахмурился. – Я переведу Дасти в помещение напротив моей каюты. Если Дасти отстанет от Вас, оставьте и Вы его в покое. Если не отстанет… ну что же, сами решайте, что тогда делать, однако не забывайте, что Вы сами отвечаете за свои поступки. Не забывайте и того, что я не хочу, чтобы кто-то из команды превращался в половик, о который можно вытирать ноги. Все. До свидания.

Глава 8
Относительность

Рейс продолжался уже неделю, когда было принято решение оперировать Пэта. Пэт говорил, что его собираются оперировать, но особенно мы это не обсуждали. Он вел себя, как человек со стальными нервами, так, как будто он собирается грызть орешки и читать юмористические рассказы в то время, как его будут распиливать на кусочки. Я думаю, в действительности он был ужасно перепуган… я бы на его месте – точно.

Не то, чтобы я много понял, знай я все подробности; я же не нейрохирург, ни в коем случае, вытащить занозу – предел моих способностей. Но это значило, что некоторое время я не смогу стоять вахты; так я и сказал командору Фрику. Он уже и сам знал об этом из переговоров корабля с Ф.Д.П. и велел мне исключить себя из вахтенного расписания за сутки до операции, а потом быть готовым к исполнению других поручений в послеоперационный (для Пэта) период. Ему было все равно; другие телепаты продолжали действовать, да к тому же мы еще не вышли из пределов радиосвязи с Землей.

Через две недели после старта и за день до того, как Пэта должны были резать, я сидел в своей каюте и принимал важное решение – то ли явиться в центр связи, предложить свои ценные услуги и вынести мусорные корзины или микрофильмировать документы, то ли просто сидеть где сижу и ждать, пока меня позовут.

Я только что склонился в пользу последнего, вспомнив совет дяди Стива никогда не высовываться, и собирался лечь на койку, когда громкоговоритель проорал:

– Т.П. Бартлет, специальный связист, явитесь к Релятивисту.

Я поднял свою койку, задумываясь при этом, нет ли в моей каюте скрытой телекамеры – все мои попытки опустить койку в рабочие часы кончались одинаково: меня куда-то вызывали. Доктора Бэбкока не было на месте, и меня выгнали с поста управления, однако я успел там немного оглядеться. Вход на пост управления был строго воспрещен для посторонних. Нашел я нашего Релятивиста в Вычислительном центре, напротив центра связи – в том самом месте, куда я и пошел бы за ним в первую очередь, если бы не желание заглянуть на пост управления. Я доложил:

– Т.П. Бартлет, связист десятого разряда, явился по Вашему приказанию.

Доктор Бэбкок резко развернулся на своем вращающемся стуле и уставился на меня. Это был крупный, ширококостный человек, весь состоявший из рук и ног; он больше смахивал на лесоруба, чем на матфизика. Думаю, это было слегка наиграно – локти на столе, неправильный язык и все такое. Дядя Стив говорил, что у Бэбкока больше научных званий, чем у большинства людей – носок.

Так вот, он уставился на меня, потом рассмеялся.

– И где ж это ты набрался таких липовых военных манер, сынок? Садись. Ты Бартлет?

Я сел.

– Да, сэр.

– Чего это вы с братцем вышли из вахтенного расписания?

– Понимаете, сэр, мой брат в больнице. Завтра там будут что-то делать с его позвоночником.

– Так почему же ты мне этого не сказал? – Я не стал отвечать, не видел смысла; я даже не был в его отделе.

– Фрик ничего мне не рассказывает. Капитан ничего мне не рассказывает, теперь и ты вот ничего мне не рассказываешь. Мне приходится таскаться на камбуз и подбирать огрызки слухов, чтобы хоть немного быть в курсе, что у нас тут происходит. А я собрался завтра с тобой поработать, ты же знаешь об этом? Знаешь?

– Нет, сэр.

– Ясное дело, не знаешь, потому что и я тоже никому ничего не рассказываю. Ну разве могут быть на корабле такие порядки! Надо было мне остаться в Вене. Мощный город. Когда-нибудь пробовал кофе с пирожными на Ринге? – Мой ответ его не интересовал. – Как бы там ни было, я собирался завтра работать с тобой и с твоим братом. Так что теперь придется сделать это сегодня. Скажи ему, чтобы приготовился.

27